Поиск по творчеству и критике
Cлово "1785"
Входимость: 1. Размер: 95кб.
Входимость: 1. Размер: 13кб.
Входимость: 1. Размер: 22кб.
Входимость: 1. Размер: 12кб.
Входимость: 1. Размер: 29кб.
Входимость: 1. Размер: 22кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 95кб.
Часть текста: год За кулисами "личной и политической дружбы" ЗА КУЛИСАМИ "ЛИЧНОЙ И ПОЛИТИЧЕСКОЙ ДРУЖБЫ" Императрица Мария Федоровна - императору Александру I 25 августа 1808 г. Я встревожена и опечалена до глубины души, дорогой Александр, угнетена ужасной мыслью - видеть Вас вредящим самому себе; поэтому нужно, чтобы я еще раз поговорила с Вами; нужно еще раз, и уже письменно, оживить для Вас воспоминания обо всем том, что я говорила Вам в продолжение трех последних бесед. <...> Общее положение дел за границей представляет в высшей степени грустную и поражающую картину. Европа подчинена велениям кровожадного тирана, управляющего ею с железным скипетром в руках. <...> Перейдем теперь к тому, что представляет собою положение России, такое, каким оно является в моих глазах и каким его признают вообще. Тильзитский мир мы были вынуждены заключить, и хотя это было сделано в силу черезвычайных обстоятельств, но при этом первым побуждением для подписания его было стремление сберечь человеческую кровь и прекратить бедствия войны. Однако через несколько месяцев после этого, хотя Наполеон не только не выполнил ни одного из принятых на себя, по договору, обязательств, но некоторые из них нарушил, заняв области, неприкосновенность которых он гарантировал, - мы довели дело до разрыва с Англией и уничтожили нашу торговлю, потому что он хотел этого; мы объявили войну нашему верному союзнику, уважавшему наши границы и отклонившему предложение Бонапарта. Император России обратился тогда к его чувству благородства, отведя войска от его границ, и шведский король откликнулся на этот призыв, мы же, в...
Входимость: 1. Размер: 13кб.
Часть текста: казак, завоеватель Сибири. К с. 65. .. Ланов корпус, да Сультов, да Муратов... - Речь идет о командующих французскими корпусами, знаменитых маршалах. Ланн Жан (1767-1809) - герцог; Сулът де Дье Никола-Жан (1769-1851) - маршал Франции, позже - военный министр; Мюрат Иоахим (1771-1815) - вице-король Неаполя и Обеих Сицилии. К с. 72. "Вестник Европы" - родоначальник русской журнальной прессы. Издавался в Москве с 1802 по 1830 г. Основатель журнала Н. М. Карамзин. В "Вестнике Европы" публиковались лучшие материалы из английских, французских и немецких журналов, литература и политика составляли его главную часть. К с. 74. .. декламировал из "Дмитрия Донского" Озерова... - Озеров Владислав Александрович (1769-1816) - трагик, пользовался кратковременной, но весьма громкой славой в России. Особую популярность приобрел в 1807 г. во время постановки трагедии "Дмитрий Донской", отвечавшей подъему патриотических чувств в период войны с Наполеоном. К с. 80. .. годовщина Маренго. - Имеется в виду деревня в северной Италии, близ которой 14 июня 1800 г. французские войска под предводительством Наполеона одержали победу над австрийской армией. Следствием этой победы был мирный договор, по условиям которого Австрия лишалась территории на левом берегу Рейна и признавала вассальными по отношению к Франции итальянские республики. К с. 83. Горчаков Андрей Иванович (1779-1855) - генерал от инфантерии. В 1812 г. командовал корпусом. Особо отличился в Шевардинском бою. К с. 91. .. в Тулоне счастье и на Арколъском мосту счастье... - Речь идет о знаменитых битвах Наполеона, принесших славу будущему императору...
Входимость: 1. Размер: 22кб.
Часть текста: почему так взмылены ямские лошади и почему часовой так торопливо подвысил шлагбаум. А кто был этот "будущий" без имени? Конечно, Кравков. Это он сидит закутанный в нагольный арестантский тулуп и задумчиво глядит на выступающий из тумана Петербург. "Вот и он опять, Вавилон новый". Захотелось Кравкову выглянуть из "прекрасной пустыни" на свет Божий -- ну вот и гляди, пока тебя из тюрьмы в тюрьму будут перевозить. Замелькали знакомые петербургские улицы, мосты, будки, часовые. "Все-то прячутся, все-то стерегут кого-то, точно дикими зверями населен город. Нет, хуже чем зверями, благородными Чернышевыми, добрыми Шешковскими, Вяземскими". Под визг полозьев, захватывавших камни мостовой и резавших душу, Кравков, казалось, слышал, как Герасимушка Персидский тянул свою тоскливую мелодию: Оле бедствия на святой Руси, Оле лютости по всей земли: По глухим дебрям все скитаемся, От зверей лютых уязвляемся, Всюду беднии утесняемся, Из отечества изгоняемся. "Ах, если бы можно было вон бежать из этого отечества, туда, к фиолетовым волнам, под яркое солнце". Сани остановились у крыльца большого, с колоннами, дома. Приехали! Как-то холодно стало на сердце у приехавшего. "В 80-х годах прошлого века,-- говорит В. И. Ламанский в своем исследовании о Кравкове...
Входимость: 1. Размер: 12кб.
Часть текста: тот самый, который в 1777 году мы видели крейсирующим в Черном море между Кафою и Суджук-Кале. Но якорь почему-то не подымали. Матросики, наладив все к отходу, стояли и бродили меж снастями в ожидании приказа капитана. Один из них стоял в стороне и, поглядывая за борт, на воду, тихонько про себя мурлыкал: Течет речка лозоньками, Плачет девка слезоньками. -- Да за чем, братцы, дело стало? -- интересуется один матросик. -- А нечистый ево знает: должно, господа офицера с кумушками прощаются. -- Эй, Маруська! Слышишь, хохле! А тот, к кому относились, продолжал жалобно мурлыкать: Не плачь, девка, не журися, Ще ж я молод не женился. -- Эй, черт, Маруська! Тебе говорят? -- А что? -- Чево мы стоим, не сымаемся? -- Охвицер говорит, рестантов ждут. -- Куда ж их? Али в море топить? -- Нет, в Ревель, Богу работать. Действительно, на пристани показалась партия арестантов, конвоируемая солдатами. Тут были и старые и молодые, бритые и с бородами; у иных были урезаны либо правое, либо левое ухо; виднелись и такие, у которых были вырваны ноздри, это больше старики. Скоро арестанты были доставлены на борт фрегата, и корабль, пользуясь попутным ветерком, вышел в море. Один из арестантов, которого сопровождали особо два солдатика, обратил на себя внимание матросов. В лице его, необыкновенно грустном и в то же время чем-то оживленном, в какой-то горькой улыбке ...
Входимость: 1. Размер: 29кб.
Часть текста: библиотеке I would recall a vision which I dream'a Perchance in sleep... (Byron. "The dream") 1 Ясный тихий июльский день клонится к такому же ясному тихому вечеру. Спускающееся где-то там, за финляндским горизонтом солнце обливает червонным золотом массивный купол Исаакия, острые шпицы Адмиралтейства и Петропавловский собор. Вдоль Невского тянутся привычные для глаз световые полосы от правой стороны к левой, а гигантская тень от Публичной библиотеки все вырастает и тянется все дальше и дальше. Тихо в Публичной библиотеке. Время стоит летнее, жаркое. Учащаяся молодежь еще не съезжалась к приемным экзаменам, набирается сил среди родных полей и лесов; остальная петербургская интеллигенция отдыхает по дачам, по деревням, на водах; ученые люди делают свои летние ученые экскурсии; в Петербурге остаются только товарищи министров, наборщики да дворники. Читальные залы и отделения Публичной библиотеки пусты. Оттого и тихо так. Только в Ларинской зале над большим столом наклонилась седая борода и шуршит жесткими пожелтевшими листами старой книги. В "Россика", в углу, виднеется классическая фигура...
Входимость: 1. Размер: 22кб.
Часть текста: Кравкова оставили на время в покое. Дни проходили за днями, а ни к нему никто из властей не заглядывал, ни к себе его не призывали. Казалось, что об нем все забыли. Но тем сильнее в нем заговорила память прошлого. О том далеком, светлом прошлом, когда перед ним заманчивой панорамою расстилалось таинственное, но полное иллюзий будущее, когда во власти его, казалось, находились целые моря и океаны с неведомыми странами и народами, когда он сам бороздил эти моря и рвался в новые, невиданные страны и когда впереди, среди этих грез и действительности, вставал светлый образ навеки погибшего друга, об этом далеком прошлом он даже и не вспоминал, потому что не мог реально представить его себе. Ему теперь казалось, что этой полосы в его жизни совсем даже не было, что все это пронеслось в волшебном сне, в молодых грезах. Он даже не мог теперь представить себя тем Кравковым, каким он был когда-то в этих разлетевшихся грезах, в этих "сониях", пробуждение от которых было такое страшное. Разве это он, вот этот одинокий Кравков, плыл тогда на фрегате от кавказского берега к Крыму, к Кафе, и рассказывал молодым офицерам Павлюку и Шастову о своих далеких плаваниях? Да разве это он плавал? Разве он восторженно молился седому океану и плакал от умиления?.. Нет, это был кто-то другой, а не он... Да, этого прошлого не было, оно было только во сне... И та, когда-то свежая, а теперь уже почти забытая могила на берегу Оки, и та, которая лежала в этой могиле, и ее соломенная шляпка на столе, и одна перчатка, и то последнее письмо: "отдай мне его, сине море",-- все это было во сне... Но у него осталось еще и другое прошлое, близкое -- и вот об нем он теперь вспоминал как о чем-то недосягаемом. Обширная луговая поляна залита лучами утреннего солнца. С одной стороны ее окаймляет зеленый лес, звенящий голосами птиц, с другой -- ровные, плоские берега Иргиза, а дальше бесконечная степь, что раскинулась...