Поиск по творчеству и критике
Cлова начинающиеся на букву "Ф"

1. Царь Петр и правительница Софья. Глава X. Данилка-дохтур и Нарышкин

Входимость: 2. Размер: 23кб.

Часть текста: следующего дня какой-то оборвыш в одежде нищего и с пустой сумой через плечо из Марьиной рощи пробирался к Москве. Истомленное лицо его выдавало крайнюю усталость, а может быть, и голод. Видно было, что это уже старик; но изорванная, облезлая меховая шапка была так сильно надвинута на глаза, что лица нищего нельзя было разобрать, тем более, что подбородок его был обвязан рваным платком. Нищий опирался на суковатую палку и, казалось, боязливо оглядывался по сторонам. Он, можно сказать, не шел, а тихонько крался. По всему можно было думать, что нищий провел всю ночь в пути и теперь не чаял дотащиться до Москвы. Не доходя до немецкой слободки, нищий повстречался с двумя бабами, которые шли с плетенками за плечами и оживленно о чем-то разговаривали. Поравнявшись с нищим, они поздоровались. — Откедова, дедушка, Бог несет? — спросила старшая из них. — Издалече, матушка, — отвечал нищий. — Странничек, поди, родимый? — Странничек. Нищему, казалось, скорей хотелось отделаться от вопросов, и он пошел дальше. Бабы это заметили и посмотрели ему вслед. — А кажись, касатка, он бритый? — заметила старшая. — И мне будто показалось, что бритый, — отвечала младшая. — Бритый, бритый… Дивно мне это, касатка: бритый странничек! — А Бог его ведает, кто он такой. Нищий между тем шел своею дорогой. Как ни велика была его усталость, но он, видимо, торопился. Наконец он вступил в одну из улочек немецкой...

2. Царь Петр и правительница Софья. Глава IV. Начало конца

Входимость: 1. Размер: 18кб.

Часть текста: какие были только в то доброе старое время, когда не существовало еще на Руси ни клубов, ни театров, ни общественных собраний, и когда московские люди заваливались спать вместе с курами. Так и теперь, 28 апреля 1682 года, спит Москва, хотя вечерняя заря еще и не думала потухать. Но не все спят в эту ночь. Вон, в высоком терему царевны Софьи Алексеевны теплится огонек, да на царской половине, в покоях царицы — матери и ее маленького царственного сына, трепетно мигает лампада. Нет сна царевне Софье, не спит и «медведица». Первая тоскует об ускользнувшей из ее рук власти, которая теперь вся перешла в руки ненавистной мачехи, торжествующей «медведицы». А «медведица» не спит от счастья, от волнения. Она тихонько, как вор, пробралась в опочивальню своего Петрушеньки — царя и, сложив молитвенно руки, стоит на коленях у его кроватки, из которой он уже вырос, растет не по дням, а по часам, словно богатырь в сказке. Что-то из него выйдет?.. Сердце матери так и тает… А он лежит, разметался, и атласное на гагачьем пуху одеяльце сбил с себя. Беспокойно спит. Мать крестит его и поднимает умиленные глаза к лампаде. А Софья не спит от тяжких дум. Шутка ли, в двадцать пять лет отказаться от всего, от власти, от жизни! При покойном...

3. Великий раскол. Глава XVII. По дороге в Боровск

Входимость: 1. Размер: 11кб.

Часть текста: уложив сапоги и ранцы в телегу. Ворота рубах расстегнуты, потому жарко, упека, ни облачка на небе, так и марит. Скучно. Один, наиболее других, по-видимому, скучающий, вот уже с полчаса как тянет монотонную и скучную, как это голое поле, песню: На-до-е-ли ночи, на-до-ску-чи-ли, да на-до-ску-чи-ли; Со ми-лым, со ми-лым друж-ком раз-лучили, со милым дружком разлучили... Вдали виднеется сельская церковь, но до села еще немалое пространство, еще поле, а там пригорок, а там еще поле. На том поле что-то метлешится: не то стадо, не то табун коней... Но не стадо и не табун: что-то в воздухе мотается, словно бы ширинки на шестах... Кой там прах! Эх и надоскучили, Со милым дружком разлучили!.. Чем ближе подвигались туда стрельцы с телегою, тем яснее видно было, что там народ, много народу. А то не ширинки на шестах, а церковные хоругви. -- О дожге, знать, молебствие,-- решил певучий стрелец. -- Ух и надоску-учили!.. -- А ты выплюнь песню-то, али не видишь! -- строго заметил певуну старый стрелец. -- Что ее плевать! Не скоромная... -- То-то, не скоромна, а тебе бы все с родительницей! -- Зачем родителей поминать? Не чай на мне крест. Пододвигаясь еще ближе, стрельцы заметили, что вся дорога и часть поля по обе стороны дороги заняты сплошною массою народа -- мужиками, бабами, девками, ребятишками. Над ними возвышались хоругви и образа на шестах. Телега остановилась. Стрельцы подошли к толпе. Народ кучился вокруг хоругвей и образов, и там же, в середине, виднелся старенький поп в бедном облачении, с книгою в руках и такой же завалящий, в стареньком крашенинном подрясничке и с косичкой в крысиный хвост, пономарь с кадилом. Поп стоял на шибко пожелтевшей от засухи полосе ржи и, нагнувшись с некоторыми из мужиков к ниве, что-то рассматривал. -- А ты, бачка, не трошь ево,-- предостерегал попа седой мужичок,-- он не скрючит... -- Мене не скрючит: я ево во чем,-- указывал попик на свой засаленный и местами прожженный угольками из кадила епитрахиль. -- Ево, братец...

4. Царь Петр и правительница Софья. Глава VIII. В Немецкой слободке

Входимость: 1. Размер: 20кб.

Часть текста: Гроза, однако, как неожиданно разразилась над Москвой, так неожиданно и прекратилась. Тяжелые тучи, окутавшие было город и сыпавшие на оторопелое и без того население молнии за молниями, медленно, величаво отодвинулись за Воробьевы горы и унесли с собою молнии и громы, которые еще продолжали глухо стонать и грохотать на том краю горизонта, а молнии продолжали ломаными змейками падать на землю, тогда как здесь, над Москвою, снова раскинулось вечернее бледно-голубое небо и, казалось, радостно смотрело на обмытую дождем свежую, молодую весеннюю зелень садов, на зеленые крыши боярских домов, на золоченые маковки церквей, которые еще так недавно стонали и дрожали от набатного звона. Все это прошло, улеглось, утихло. Словно бы утомленная и испуганная за день, Москва отдыхала и вдумывалась в то, что в ней сегодня совершилось. Вечер был тихий, прозрачный, с какими-то мягкими палевыми тенями, которые набрасывают такое волшебное очарование на северные весенние ночи, не знакомые югу. На улицах никого не видать, хотя еще не поздно. Тихо везде. Только в Кремле перекликаются иногда часовые стрельцы, да в стрелецкой слободе иногда в вечернем воздухе прозвучит пьяный окрик или пронесется шальная песня и смолкнет. Но особенно тихо на Кукуе, в немецкой слободке. Населявшие эту окрайную часть Москвы иноземцы очень хорошо понимали все роковое значение для них того, что ...

5. Ванька Каин. Глава XV

Входимость: 1. Размер: 15кб.

Часть текста: земля, развивавшаяся в известных неблагоприятных условиях, вместо одного крупного Каина ежегодно рождала сотни, тысячи и сотни тысяч мелких Каинов, которые стоили одного крупного. Зло нельзя было вырывать с корнем, когда корни сидели в почве и в подпочве так глубоко, что и до сих пор эти исторические корни дают русской земле ничем не заглушаемые поросли общественного зла. Русская земля всегда преизобиловала беглыми и беспаспортными. «Иваны, не помнящие родства», стали историческим типом. Этим «Иванам» покровительствовал Ванька Каин, и на них все еще опиралась его сила. Особенно много беглых давала московская адмиралтейская фабрика, на которой работали матросы. Вот один из случаев, обнаруживающий силу Каина между серым, беглым и бесприютным людом. Начальство парусной фабрики узнает, что Каин скрывает у себя беглого матроса Осипа Соколова с товарищами, и требует его в контору для допроса. Каин не повинуется. Тогда начальство фабрики посылает военную команду схватить Каина и привести силою. Посланные застают Каина дома, читают ему указ и берут силою непокорного сыщика; но едва они отошли несколько сажен от двора, как Каин вырывается из рук караульных, сбрасывает с себя сюртук и шляпу, и, убегая, кричит «незнаемо каким людям»: «Дай дубья!» Точно из земли являются человек двадцать в «серых кафтанах», бьют подьячего, капрала и солдат «смертным боем», отбивают Каина и исчезают с ним вместе. Что Каин является чисто народным историческим типом, сквозит в каждом его поступке. Это была беззаветно отчаянная голова, напоминавшая те...