XXXV. С самим встретиться!..
Был уже сентябрь месяц на исходе.
Воин Афанасьевич Ордин-Нащокин, с успехом исполнив возложенное на него царем трудное поручение по сбору ратных людей с привятских и прикамских волостей, находился уже в Казани в распоряжении воеводы Борятинского и ожидал со дня на день выступления в поход, когда рано утром, сидя на берегу озера Булака, куда он ходил, чтобы размыкать свою тоску, к нему подошла старая цыганка и, вглядевшись в него, таинственно проговорила:
-- Об чем закручинился, добрый молодец? Коли о том, что на Москве, так ту кручину я руками разведу, а коли о том, что случилось в Астрахани,-- так и к той кручине я ума-разума приложу.
Воина поразил этот двойственный намек цыганки.
-- А ты почем знаешь о моей кручине? -- спросил он.
-- Черная птица всюду летала, всюду все видала и добрым людям помогала: поможет и тебе черная птица, добрый молодец,-- по-прежнему таинственно отвечала цыганка.
-- Чем же она поможет мне?
-- А кручину с сердца сымет, а замест кручины -- радость положит; а та радость астраханской кручине сродни будет, а тебе, добрый молодец, вдвое сродни,-- все так же загадочно отвечала цыганка.
Суеверный страх внушали Воину эти слова -- он был сын своего века и верил в чудесное, как Аввакум верил тому, что он беса из-под печки выгнал и скуфьей бил.
-- Что ж ты судьбу мою покажешь мне? -- спросил он нерешительно.
-- Покажу,-- отвечала цыганка. -- Ты видишь в озере вон то белое оболочко?
Она показала на воду.
-- Вижу,-- отвечал Воин.
-- Так я и судьбу твою вижу из глаз твоих: вон Арбат, а вон Веницея град -- вон, вон -- с оболочкой все уплыло, и вот новая судьба плывет...
Воин вскочил с места: ему казалось, что он видит сон.
-- Почему ж Веницея? -- спросил он.
-- Не знаю, так мне черная птица говорит... А слышишь, как кто-то "не белы снежки" поет и плачет? Воин испуганно перекрестился...
-- Чур! чур! сгинь-пропади!
-- Полно, добрый молодец, не чурайся!-- улыбнулась цыганка. -- Ты думаешь, что я бес? Нет, на мне крест -- видишь?-- и она показала висевший у нее на груди крест.
Воин чувствовал, что им овладевает какая-то таинственная сила, и сила эта исходит от этой неведомой женщины. Но в то же время рассудок говорил ему, что из него хотят что-то выпытать -- для чего? для кого?
Вследствие этого он сам решился выпытать из цыганки, что она действительно знает о нем.
-- А ты знаешь, кто я? -- спросил он.
-- Знаю, кто ты был, и узнаю, кто ты есть,-- был уклончивый ответ.
-- Кто ж я был? -- спросил Воин.
Цыганка посмотрела ему в глаза, потом стала глядеть на воду.
-- Вижу: столовая изба -- в ней царь сидит и бояре... Какие хохлатые люди!--большие... царску руку целуют... А после них -- тот, что на тебя похож, тож руку у царя целует... На Арбате в саду ночью соловей заливается, а красная девица в слезах потопает... Сгинул добрый молодец, пошел искать за море живой и мертвой воды... Не нашел живой воды -- кручину нашел... Томится добрый молодец, что птица в клетке: и дверцы отворены, и крылья есть, да летать страшно -- коршуны кружат в небе... И запела пташечка: "не белы-то снежки..." Плачется добрый молодец на свою горькую судьбину...
главные моменты из последних лет его жизни. Но откуда она могла узнать все то, что известно только ему одному да его жене? И он решился выпытать, что еще ей известно.
-- Хорошо говорит тебе твоя черная птица,-- сказал он после небольшого раздумья. -- А што она еще скажет тебе?
-- Вижу, вижу,-- заговорила она снова таинственно,-- вон опять плывет оболочко в воде, и затем за оболочком летит из-за моря пташка... Откуда ни возьмись коршуны, и пымали бедную пташку... Опять пташка в полону... Это не пташка, а добрый молодец в полону у польских людей... Польские люди спят, а слепые люди выкрадывают добра молодца, и добрый молодец очутился у хохлатых людей... Над Москвою оболочко... В Новодевичьем монастыре всенощная, и добрый молодец там ищет красну девицу, а во место красной девицы -- черная черница!
Цыганка вдруг замолчала, и, казалось, собиралась совсем уходить.
-- Ну, что ж дальше было с добрым молодцем и с черничкой? -- спросил с улыбкой Воин.
-- Што было -- сам знаешь,-- неохотно, по-видимому, отвечала цыганка,-- а вот што было:
"Как и курочка бычка родила,
Поросеночек яичко снес,
А черничка да сынка привела"...
Воин в волнении схватил ее за руку.
-- Так это правда?.. У меня сын родился?.. Сказывай?
Но цыганка вдруг вырвалась и побежала берегом Булака в город.
-- Куда ж ты? Погоди! -- кричал ей вслед Воин. -- Возьми денег за труд.
-- Черной птице твоей казны не надо! -- не оборачиваясь, отвечала цыганка и скрылась.
В странном смущении остался на берегу Булака Воин. Что от него нужно было этой цыганке? Несомненно -- она из Москвы и кем-нибудь подослана. Но кем? От кого она могла узнать такие подробности об его жизни? Она сказала, что снимет с его сердца кручину, а вместо кручины даст ему радость. И эту радость она поведала ему: она прямо сказала, что та, которая была черничкой, привела ему сына. Неужели это правда? А они с женой почти четыре года кручинились, что у них нет детей. Его Наталья думала, что неплодием наказал ее Бог за побег из монастыря. И вот она теперь мать... Ясно, что цыганка ею подослана. Но отчего ж она этого не сказала прямо? Отчего Наталья не уведомила его о себе? Ведь почти четыре месяца, как он с нею расстался, а она ничем не дала о себе знать. Да и где было искать его, когда он мыкался все лето по Вятке да по Каме?
Да и Бог знает, когда еще им придется свидеться. Вон какой пожар распустили по всей русской земле! С Дону началось, с какого-то кабака, а вон куда зарево хватает -- до Москвы до самой, до державного места! Астрахань, Царицын, Саратов, Самара -- вся низовая сторона, все в огне. И полымя все дальше и все шире захватывает -- до Белого моря дошло, до Соловок, до Пустозерска; Аввакума-де из земляной тюрьмы выручать пошли, патриарха Никона из Ферапонтова вывести хотят...
А какие "прелестныя" грамоты рассылает вор по всему московскому государству! Хана крымского с ордами зовет на Русь, персидского шаха в братья себе прочит, в Запорожье его воры мутят... Теперь все языки поднимаются -- татарва, черемиса, мордва, чуваши... Нижний обложили...
Такие невеселые мысли бродили в голове Воина, когда он, после встречи с цыганкой, возвращался от Булака.
А тестя, князя Прозоровского, не воротить уж к жизни. А знает ли об этом Наталья? Дошло ли до нее, что отца ее уже нет на свете? Снизу, говорят, нет к Москве ни проходу, ни проезду: всюду пожар и кровь.
В тихом, ясном осеннем воздухе стелятся по небу белые нити паутины... Вёдро, значит, еще долго постоит... Но вон и гуси длинною вереницею тянутся уж на теплые воды, за море...
Воин грустно покачал головой: ему вспомнилось его мыканье по белу свету, там, в заморщине... А тут он мыкался по Вятке да по Каме... дикая, бедная сторона, не то что там: какие города, села! а здесь--одна беднота, голод... Вот голодные люди и идут добывать себе хлеба либо смерти: им все равно помирать голодною смертью с наготы да с босоты.
"Женишка и детишка испроели" -- правда, правда: Воин сам все это видел... Он все это доложит великому государю, когда Бог живым донесет его до Москвы. А там его ждет сынок, Наталья,-- да дождутся ли...
-- А! Воин Афанасьич! здравствуй на многая лета -- до конца века!
-- Спасибо, Афанасий Ивлич, как твое здоровье?
-- Сам себе дивуюсь, как еще на ногах Бог держит.
-- Да, правда, Афанасий Ивлич, кручинно тебе было с этою тяготою на Вятке: шутка ли! сто стругов снарядил в такую пору, когда все в нетех. Ну, да слава Богу, за тобой государево дело не стало.
Это встретил Воина товарищ его по наряду на Вятке ратных людей для плавной государевой службы и по постройке там же ста стругов для Волги,-- Афанасий Косых, мужчина лет под шестьдесят, но еще бодрый, с резкою сединой в русой бороде.
отвечал Косых.
-- Так завтра? Ну, слава Богу! -- И Воин перекрестился, хотя у него на сердце заскребли кошки. "Шутка ли! с самим встретиться",-- подумал он.