XXX. Струги с мертвой кладью
Разин между тем делал распоряжения о встрече стрельцов, которые плыли сверху на защиту как собственно Царицына, так и других низовых городов.
Все свое "толпище", как иногда называли в казенных отписках его войско, он разделил на две части: одну половину, меньшую, под начальством Васьки-Уса, он оставлял в городе, с другою, большею, он сам выступил для встречи московских гостей и для усиления отряда, находившегося на его флотилии.
Есаул должен был выстроить свой отряд вдоль городских стен, обращенных к Волге, и всю крепостную артиллерию расположить так, чтобы она могла обстреливать всю поверхность Волги вплоть до небольшого островка, лежащего как раз против Царицына и заросшего густым тальником и верболозом.
Лодки же, на которые он посадил часть пехоты, он приказал отвести за островок и там укрыть их за верболозом. Он это сделал для того, что когда стрельцы, подплыв к городу и встретив там артиллерийский огонь с крепостных стен, вздумают укрыться за островом, то чтобы там их встретил не менее губительный огонь с флотилии, которая и должна была отрезать стрельцам отступление.
Сам же он с небольшим отрядом конницы пошел вверх берегом прямо навстречу московским гостям.
Скоро показались и струги с стрельцами. Издали уже слышно было, что стрельцы шли с полной уверенностью "разнести воровскую сволочь", и на первом же струге раздавалась удалая верховая стрелецкая песня, до сих пор раздающаяся по Волге от Рыбинска, в то время Рыбное, до Астрахани. Стрельцы пели:
"Вдоль да по речке, вдоль да по Казанке
Сизый селезень плывет!
Ишь ты, поди ж ты, что ж ты говоришь ты,--
Сизый селезень плывет!"
Но стрелецкое пение вдруг оборвалось, когда с берега казаки, среди которых было немало из волжского бурлачья, гаркнули продолжение этой песни:
"Вдоль да по бережку, вдоль да по крутому
Добрый молодец идет:
Он с кудрями, он с русыми
Разговаривает!
Ишь ты, поди ж ты, что ты говоришь ты,--
Разговаривает!"
Увидев на берегу небольшой отряд, стрельцы направили свои струги ближе к берегу и открыли по казакам огонь. Казаки отвечали им тем же, и началась перестрелка.
Но в это время со стен города, о взятии которого казаками стрельцы и не подозревали, открыли по стругам убийственный огонь. Пораженные неожиданностью, стрельцы не выдержали артиллерийского огня и повернули от города, чтоб укрыться за островом, но там их встретила такая же убийственная пальба из засады.
Царское войско растерялось, поражаемое с двух сторон и ядрами, и пулями. Но стрельцы все-таки упорно защищались, и только тогда, когда две трети было их перебито, стали просить пощады.
Разин велел прекратить пальбу и привести струги с остальными стрельцами к берегу.
Когда струги причалили к берегу, казаки стали считать убитых и насчитали более пятисот трупов. В живых осталось до трехсот стрельцов.
Они вышли на берег и кланялись победителю. Разин сказал им:
-- Коли хотите служить мне, оставайтесь со мною, а нет...
-- Хотим, хотим, батюшка Степан Тимофеич! -- закричали побежденные. -- Мы шли против тебя неволею... Прости нас!
-- Добро,-- сказал Разин,-- оставайтесь с нами. А чтобы воеводам да боярам впредь неповадно было перечить мне, я им покажу, какая ждет их широкая масленица. Атаманы-молодцы!-- крикнул он к казакам. -- Снарядимте-ка два струга, которые будут залишние, и изукрасим их, как вон в песне поется:
"Хорошо были стружечки изукрашены,
Они копьями, знаменами, будто лесом поросли".
-- А мы изукрасим их получше, поцветнее.
Казаки, по-видимому, не понимали его и ждали, что будет дальше. Тогда Разин указал на два морских струга из тех, которые им были оставлены прошлого осенью в Царицыне после морского похода и стояли теперь у пристани порожние.
-- Вот что, братцы,-- сказал он,-- сносите всех убитых стрельцов на эти струги, сносите поровну, а там я скажу, что дальше делать. Помогайте и вы, ребята,-- сказал он оставшимся в живых стрельцам. -- А у кого в кармане сыщите деньги, сносите их есаулу -- в дуван пойдут.
Все принялись за работу, не понимая, для чего это, и скоро оба струга наполнены были трупами. Разин взошел на один из стругов.
-- Эх! -- обратился он к трупам. -- Жаль мне вас, горюны, да что делать! Коли лес рубят, то и щепки летят... А я -- ох... какой лес задумал вырубить! -- заповедный! Да хочу вырубить дочиста, чтоб и побегов не осталось.
Он задумался, глядя на обезображенные лица мертвецов.
-- Ну, теперь, братцы, распоясывайте у мертвецов кушаки! -- снова заговорил Разин.
Казаки повиновались. Когда было распоясано несколько десятков на том и другом струге, Разин остановил эту странную работу.
-- Ну, довольно, братцы: есть чем изукрасить стружечки,-- сказал он. -- Теперь развешивайте мертвецов по всем снастям,-- вот как в Астрахани белорыбицу либо осетрину, а то и воблу развешивают вялить да балыки провесные делают... Да чтоб понаряднее были -- все бы снасти, и мачты, и шесты изнавесить боярскими балыками... Пущай любуются да кушают на здоровье... А я из них таких балыков наделаю!
И вот казаки и стрельцы принялись развешивать мертвецов, подвязывая их к снастям кушаками.
Страшную картину представляло это необычайное зрелище. Из Царицына все население высыпало смотреть на то, что делали казаки. Весь берег был усыпан зрителями.
А Разин ходил по стругу, иногда останавливался и задумывался, качал головою, как бы отгоняя назойливые мысли, и потом встряхивал кудрями и отдавал приказания:
-- Выше, выше подвешивай! Да шапку набекрень надень... Так, так -- ладно... Каковы балыки! Это я моему другу любезному, князю Прозоровскому... Пущай отпишет к Москве тестеньке своему Ордину-Нащокину, каковы-таковы казаки бывают... А то на! -- перевести казаков, вольный Дон да Волгу-матушку перелить в Москву-реку да в Яузу... Захлебнетесь Доном да Волгою... Я вам не Ермак дался -- не поклонюсь ни Доном, ни Волгою, ни казацкою волею, как тот поклонился царством сибирским: глуп был батюшка Ермак Тимофеич, не тем будь помянут... Да, отольются волку овечьи слезки... Ей! этого гладково на самый верх посадите, на палю, как вон у запорожцев да у турок делают -- так, так -- ишь важно на пале сидит! А то на -- милостивая грамота... похваляем, а там и в бараний рог, как старца Аввакума... Нет, я вам не Аввакум!..
Когда ужасная оснастка стругов была окончена, Разин обратился к стрельцам:
-- А кто ваши головы? -- спросил он.
Стрельцы отвечали;
-- Были у нас, батюшка Степан Тимофеич, пять голов с нами в Казани послано, да ноне в бою твоими казаками трое из них убиты до смерти, а осталось только двое,-- вот они.
Разин подозвал их к себе. Те стояли ни живы, ни мертвы.
-- Я всех начальных людей, и голов, и бояр убиваю,-- сказал Разин. -- Вас я не трону: вы так головами и останетесь; одного из вас я посажу на один струг, другого на другой. Плывите в Астрахань с своими стрельцами, как плыли сюда из Казани, и кланяйтесь от меня астраханскому воеводе, князю Прозоровскому, и скажите, что я ему балыков посылаю... Вон какие осетры висят! Да скажите астраханцам всякого звания людям, что я чиню расправу только над боярами да мироедами, а бедных людей не трогаю: бедные -- мои братья и все мы промеж себя ровня. Слышали?
-- Слышали, батюшка Степан Тимофеич,-- покорно отвечали стрелецкие головы.
-- Так помните, что я вам сказал, и астраханцам всякого звания людям передайте мои речи от слова до слова, как я сказал,-- заключил свою речь Разин.
Стрелецкие головы поклонились.
-- А теперь,-- обратился Разин к казакам,-- снесите на оба струга корму всякого и питья на неделю и больше того, чтоб головам было чем дорогою кормиться. Живо!
-- Это вам корм,-- сказал Разин головам,-- голодны не будете. Да не перепейтесь дорогой!
Головы кланялись и благодарили.
-- А чтоб вы не бежали с дороги, я вас обоих велю приковать -- каждого к своему рулю,-- пояснил Разин,-- рулем-то вы будете править, а бежать не бежите... Гребцов вам не надо: сама Волга-матушка донесет вас до Астрахани. Эй! атаманы-молодцы! принесите две якорных цепи, да подлиннее, и прикуйте господ голов -- каждого к своему рулю.
Казаки принесли две цепи и исполнили, что им приказывал атаман: одного стрелецкого голову поместили на одном струге с мертвецами и приковали, другого -- на другом, и тоже приковали.
Струги тихо поплыли по течению...
Зрелище было до того ужасно, что многие стрельцы, те, что остались в живых, глядя, как уплывали их мертвые товарищи, горько плакали.
Разин долго провожал струги глазами и затем молча воротился в город.