• Приглашаем посетить наш сайт
    Мандельштам (mandelshtam.lit-info.ru)
  • За чьи грехи?
    Глава XIII. Вместо карася -- щука

    XIII. Вместо карася -- щука

    Ночь была тихая, теплая, но темная. В такие ночи особенно ярко горят звезды.

    Тихо было и в стане. Слышно было, как иногда фыркали лошади, позвякивая путами, но и те, кажется, поснули. Не спал только соловей, задорно щелкавший в соседней чаще, да иногда из этой чащи доносился глухой стон "пугача" -- филина.

    Как ни была темна ночь, но при слабом мерцании звезд хороший глаз мог различить на белом фоне разбитой у опушки леса палатки человеческую тень, которая медленно шевелилась, то нагибаясь к земле, то поднимаясь. Всматриваясь пристальнее, можно было заметить, что от одного из потухших костров, именно от того, около которого расположились на ночлег слепые нищие, тихо отделились две человеческие фигуры и так же тихо поползли по направлению к той палатке, на белом фоне которой шевелилась человеческая тень.

    Когда те две тени, которые отделились от костра, неслышно подползли ближе к палатке, то по движениям той одинокой тени они могли различить, что эта одинокая тень молится.

    Две тени все ближе и ближе подползают к палатке.

    Вдруг эти тени моментально накрывают собою молящуюся тень, наклонившуюся к земле. Произошло какое-то движение, борьба, но ни звука.

    Так же беззвучно эти тени понесли что-то в кусты и исчезли в чаще леса. Около палатки одинокой тени уже не было.

    В стане опять тихо -- ни звука, ни движения. В чаще, между двумя трелями соловья, глухо простонал филин. Ему ответил, ближе к стану, такой же стон ночной птицы.

    Но не ночная птица стонала это. Крик филина раздался из горла одной из человеческих теней, пробиравшихся в глубину лесной чащи и тащивших ту одинокую тень, которая молилась у палатки.

    -- Не крутись, ляше,-- не выпустим,-- шепотом сказала одна тень, и в этом шепоте можно было узнать голос того слепого нищего, который недавно пел у костра:

    Хто не знае коханнячка --

    Той счастя не знае.

    -- Не бойся, ляше,-- мы тебе ничего не сделаем,-- говорил шепотом другой голос -- голос другого слепца,-- а пуще всего не вздумай кричать -- так и всажу меж ребер вот этот нож по самый черенок.

    Тот, к кому относились эти слова, силился что-то сказать, но не мог,-- у него во рту был "кляп".

    -- Ну, теперь его можно и на ноги поставить,-- сказал старший нищий, мнимый слепец,-- ну, ляше, иди с нами, а то тебя важко нести.

    -- Ну-ну, ляшеньку, вставай... держись... мы люди добрые.

    Они опустили ношу на землю. Тот встал и набожно перекрестился.

    -- А! да лях, кажись, по-нашему крестится,-- заметил один нищий,-- а ну, ляше, перекрестись.

    Пленник перекрестился.

    -- Вот чудо! А побожись, перекрестись, поклонись, что не будешь кричать, и мы у тебя "кляп" вынем изо рта. Ну!

    Пленник повиновался и перекрестился три раза. Стон филина послышался ближе. Ему отвечал один из нищих таким же стоном.

    -- Ну, вот теперь ты и без "кляпа", ляше. Пленному освободили рот от затычки.

    -- Я не поляк, я -- русский из московского государства,-- отвечал пленный чистою московскою речью.

    Те были ошеломлены этой неожиданностью.

    -- Как! ты не лях? Оттака ловись!

    -- Вот поймали щуку замес карася! Как же ты попал к ляхам?

    -- Меня польские жолнеры взяли в полон, когда я из Мультянской земли, от волох, пробирался в Черкасскую землю, в Киев-град, к святым угодникам печерским,-- отвечал пленник.

    -- Те-те-те! вот подсидели райскую птицу!

    -- Как же ты, человече, попал к волохам?-- спросил старший нищий.

    -- По грехам моим... Так Богу угодно было,-- уклончиво отвечал пленник.

    -- Э! да ты, человече, я вижу, не разговорчив: думаю, что с нашим "батьком" ты скорей разговоришься.

    Они продолжали двигаться лесною тропой. Начинало светать, когда перед ним открылась небольшая полянка среди чащи леса.

    -- Лугу! пугу! -- раздался вдруг крик филина; но это выкрикнул не филин, а старший нищий.

    -- Пугу! пугу! -- послышался ответ с полянки.

    -- Козаки с лугу! -- сказали оба нищие.

    На этот возглас послышалось тихое, радостное ржание коней.

    -- Здоровы бывали, хлопцы! с добычею! А какую птицу поймали?

    Это говорил показавшийся на полянке запорожец в высокой смушковой шапке с красным верхом, в широких синих штанах и с пистолетами и кинжалами за поясом. Сбоку у него болталась длинная кривая сабля. Тут же оказался и мальчик "поводатырь" с бандурою в руках и с мешком за плечами.

    -- И ты уж тут, вражий сын? -- заметил ему старший нищий.

    -- Тут, дядьку,-- улыбнулся мальчик.

    Это уже были не слепцы, жалкие и согбенные, а молодцы с блестящими глазами, хотя и в нищенском одеянии, ободранные и перепачканные.

    Тот, кого они привели с собой, оказался богато одетым молодым человеком, но не в польском, а в немецком платье.

    Запорожцы -- это оказались они -- с удивлением глядели на своего пленника. Они, по-видимому, не того искали.

    -- Так ты не лях? -- снова спросили его.

    -- А в польском войске давно?

    -- Недели три будет.

    -- А кто ведет войско -- не Ян Собеский?

    -- Нет, сам Чарнецкий, а с ним и Собеский, и Махновский с гетманом Тетерею и татарами.

    -- Тетеря! собачий сын! совсем обляшился! -- с сердцем произнес старший запорожец-нищий. -- Попадется он нам в руки, лядский попыхач! А теперь они идут к Суботову ?

    -- К Суботову, а после, сказывали, Чигирин добывать будут, а добывши Чигирина, хотят перепуститься за Днепр.

    -- А сколько у них войска и всякой потребы? -- спросил другой запорожец, что был при лошадях.

    -- Силы не маленьки,-- отвечал пленник,-- а сколько числом -- того не ведаю.

    Запорожцы стали собираться в путь. Мнимые нищие сняли с себя лохмотья и надели казацкое одеяние, которое вместе с оружием и "ратищами" -- длинные пики -- спрятано было в кустах. Тотчас же были и кони оседланы.

    -- Так скажи же теперь нам, человече, как тебя зовут? -- спросил старший запорожец. -- Надо ж тебя по имени величать.

    -- Воин! вот чудное имя! -- удивились запорожцы.

    -- Вот имячко дали эти москали! Чудной народ. Мы знаем в святцах только одного Ивана Воина. А по батюшке как тебя звать?

    -- Мой батюшка Афанасий.

    -- А прозвище?

    -- Не слыхали такого. Ну, да все равно: батько кошевой, может, и знает. Ну, теперь на-конь, братцы. Да только вот что, Остапе,-- обратился старший запорожец к тому, который оставался при лошадях,-- мы, брат, этого воина несли на руках, а ты его повези теперь на коне, потому -- у нас четвертого коня не припасено для него.

    -- Добре! -- отвечал тот. -- Пускай хлопцы подумают, что я везу бранку -- красавицу ляшку. Ну, брат Воин, взбирайся на моего коня, да садись позади седла и держись руками за мой "черес".

    Воин сделал, что ему велели. Перед ним на седле поместился Остап.

    -- Что, ловко сидеть? не упадешь? -- спросил он пленника.

    Мальчик "поводатырь" снял свой измятый "бриль" и стал прощаться с запорожцами.

    И он подал мальчику монету. Получив награду, мальчуган, словно лесной мышонок, юркнул в чащу и исчез. Запорожцы двинулись в путь.

     

     
    Раздел сайта: