XIV. Царевна Софья за географией
А в это утро в селе Коломенском, в царском дворце, о ней, о бывшей княжонушке Долгорукой, а ныне гетманше-вдовице, вспоминали и жалели.
Старая мамка рано взбудила царевну Софьюшку. Не хотелось старой будить царевну, так хорошо спала она, разметавшись в постельке, и так сладко улыбалась да шептала не то "батюшка свет" -- царя-батющку, должно, видела во сне,-- не то "Васенька-соколик" какой-то; а все ж надо было разбудить: сама царевна крепко-накрепко наказывала разбудить, "урки-де учить" надо... "И на что это девку урками мучат? -- думалось мамушке. -- А все-таки нельзя не разбудить; приказывала: коли-де, сказывала, выучу урки-те, так батюшка-царь обещал взять ее с собой действа смотреть".
И царевна сидит у стола, такая розовенькая, иногда позевывает со сна, крестит свой розовый ротик и все учит что-то очень мудреное, что задал ей этот Симеон Ситианович.
Перед царевной книга рукописная, а на столе глобус. Царевна то в книгу заглянет, то на потолок с узорами и покачивается.
-- Ангул-ангул -- угол, аркус -- дуга, аксис -- ось, екватор -- уравнитель... Екватор, екватор, екватор, какой трудный!
Потом, закрыв глаза ладонями, повторяет эти слова наизусть и все спотыкается на экваторе...
-- Евкатор, евкатор, ах, какой трудный!
-- Нет, не евкатор, а екватор, екватор... Глянула в книгу, топнула ножкой:
-- Нет, не евкатор, а екватор, екватор...
А мамушка сидит у окна с чулком и тихо шевелит губами, считая петли.
-- Зона торрида -- пояс горячий, или знойный, зона фригида -- пояс хладный, или студеный...
-- Ишь, диво какое! -- удивленно качает головой мамушка. -- Нашли вон пояс горячий... А с чево ему быть-ту горячим?.. И чему учат! Не диви бы божественному...
-- Ах, мама, ты не знаешь! -- защищает царевна своего учителя. -- Это пояс в географии, а не такой пояс, какой носят...
-- Ну и у этой там егорафьи с чего быть поясу горячу?
Царевна смеется самым искренним смехом.
-- Ах, мамушка, какая ты смешная! "Егорафья"!.. География, а не егорафья...
-- Ну, бог с ней, матушка царевна, с этой евграфьей! Вон сестрицы твои, другие царевны, ничему такому заморскому не учены, а все-таки, бога благодаря, здоровехоньки живут... Да и то сказать, ты у батюшки-царя любимое дите...
А царевна опять покачивалась над книгой да закрывала глаза ладонями, чтобы запомнить разные премудрости и не ударить лицом в грязь перед батюшкой.
--"Свойства и эффекции, которые земному кругу от течения солнца и звезд являющегося приключаются, суть: единого места периики суть антиков того места антиподы и антиподов того места антики". Антики, периики, антиподы, ах, как трудно! Антиподы, антиподы, антики...
Она встала и начала ходить по терему, повторяя и прищелкивая пальцами: "Антики, периики, антиподы, антики, периики..."
лебединого привета... Надо их, лебедушек, покормить... да и учиться надо...
-- "Тако единого места антиподы суть антиков того места периики, и перииков антики",-- снова уткнулась она в книгу. -- "Сие от дефиниции довольно ясно есть и не требует доказания..." Ясно! То-то ясно!.. Ах, мамушка, неясно!
-- Что ты, моя золотая! Совсем светло...
-- Нет, в книге неясно...
-- Ну, глазки, поди, притомила, отдохни...
-- Нет, глаза не устали, а не пойму!
-- Так у учителя спроси, мое золото.
-- Ах, какая ты! -- досадовала юная царевна.
И вдруг ей вспомнилась курносенькая, с розовыми щеками Оленушка, княжна Долгорукова, что ныне вдова-гетманша Брюховецкая...
-- Что-то она поделывает теперь там, в черкасской стороне?
-- Кто, золотая?
-- Княжна Оленушка, гетманша.
-- В полону она, бедная, сказывают; как убили черкасы ее мужа, так Петрушка Дорошонок, сказывают, взял ее к себе в полон.
-- Ах, бедная! Что ж батюшка не отымет ее у Дорошенки? Я попрошу батюшку.
-- Да вот Федор Соковнин, поди, скоро привезет от нее весточку, а може, и грамотку.
-- Да... А вот сестры его, бедные, Морозова да Урусова... Я батюшку про них спрашивала, так говорит, закону-де супротивны стали.
-- О-о-охте-хте! Где уж супротивны!... Все этот Никон...
Царевна как бы опомнилась и снова нагнулась над книгой.
-- Ну, мамушка, не мешай мне.
-- Что-й-то ты! Кто тебе мешает? Ты мне мешаешь, вон петлю спустила...
-- Ну-ну...
Царевна встала и, глядя в потолок, стала спрашивать сама себя так, как ее спрашивал Симеон Полоцкой.
"Дистанции мест пременяются ли?" -- "Пременяются: путевая убо мест дистанция овогда большая, иногда меньшая быть может; но истинная и кратчайшая дистанция географическая пребывает тая-жде, разве егода познаеши, что суперфиция земная прервется или отделится. Места же зде разумеваем пункты земные недвижимые. И тако ежели суперфиция между двоих мест срединоположенная учинится высшая, то будет и дистанция мест учинена большая, а буде низшая, то будет меньшая".
Это она проговорила почти одним духом наизусть, так, что даже вся раскраснелась.
-- Ай да умница! Не забыла,-- похвалила она себя. -- Поцелуй же себя.
И она подбежала к овальному зеркалу, висевшему на стене, и поцеловала свое отражение.
-- Ба-ба-ба! -- послышался вдруг возглас в дверях терема. -- Ай да девка! Сама с собой целуется...
Мамушка вздрогнула и уронила чулок. Царевна отскочила от зеркала. В дверях стоял царь Алексей Михайлович и улыбался своею доброю улыбкою. И ласковые глаза, и розовые щеки -- все так и светилось нежностью.
-- Ай да девка!
-- Батюшка! Государь! -- радостно, зардевшись вся, соскликнула царевна и бросилась отцу на шею.
Он ласково крестил и целовал ее голову.
-- А! Как растет девка,-- нежно говорил он, положив руки на плечи дочери и глядя в ее лучистые глаза. -- Уж скоро и до головы не достану, скоро отца перерастет.
-- Ах, батюшка, светик мой, миленькой, государь! -- ласкалась девочка.
-- Да и что дивить! Девке скоро шестнадцать стукнет...
-- Пятнадцать, царь-государь,-- поправила его мамушка, подходя и целуя царскую руку.
-- Здравствуй, мамка!.. Вы всегда убавлять года любите, это женское дело...
-- Нету, государь-батюшка.
-- А что вы тут делаете?
И царь подошел к столу, на котором лежала развернутая рукописная книга и стоял глобус. Он взял книгу и стал смотреть ее титу, расписанный киноварью и разными цветными заставками.
-- "География генеральная,-- читал он,--небесный и земноводный круги купно с их свойствы и действы, от Бернардуса Варениуша сложенная..." Так, так, география.
Царевна, прижавшись головкой к плечу отца, тоже заглядывала в книгу. Царь перевернул первый лист.
-- Вижу, сам Симеон писал, искусник, худог добрый... Ишь скромник, что говорит в предисловии: "Того ради малым и худым кораблецем смысла моего с прочими на широкий сей океан толкования пуститися дерзнул..." Да, скромник... Это хорошо... "Моя же должность объявити,-- продолжал читать царь,-- яко проводих сию не на самый словенский высокий диалект против авторова сочинения и хранения правил грамматических, но множает гражданского посредственного употреблял наречия, охраняя сенс и речи самого оригинала иноязычного..." Ишь, ты! А что есть "сенс"? -- обратился он к дочке и погладил ее волосы.
-- "Сенс" сиречь "смысл",-- бойко отвечала девочка.
-- Так, умница.
-- Много выучила?-- спросил царь, взглянув на девочку.
-- До перииксв и антиков, батюшка.
-- Хорошо, дочушка... А трудно, поди?
-- Трудно...
-- Ничего... корень учения горек, а плоды его сладки суть...
Он взглянул на глобус, тронул его, повернул на оси...
-- А сие разумеешь? -- спросил он, тыкая пальцем в глобус.
-- Разумею, батюшка.
-- Это что такое! Словно ось махонька...
-- Сие есть аксис, на чем Земля вертится.
-- Ишь ты, аксис... слово, поди, греческое... так-так, словно ось...
-- Да она осью и называется, батюшка,-- пояснила девочка.
-- Точно-точно... Премудро все сие... Токмо не уразумею я, как люди не упадут с Земли, коли она круглая...
-- Не падают, батюшка...
-- То-то я сам вижу, что не падают... Вот и мы не падаем, стоим, потому кверху падать нельзя... А вот те-ту, что внизу, под нами живут?
-- Они, батюшка, называются антиподы.
-- Антиподы, ишь ты... А мы кто же?
-- А мы антики...
-- Вон оно что! Поди ты, мы антиками стали, русские-то... А все премудрость божия...
Он задумчиво качал головой, рассматривая глобус и повертывая его.
-- А где ж Москва тут будет? -- спросил он. Царевна повернула глобус, нагнулась к нему...
-- Вижу, вижу... И на чертеже государства российского такоже... А Ферапонтов монастырь, примером сказать?
Девочка вопросительно посмотрела на отца.
-- Не знаю, батюшка.
Царь задумался: он вспомнил о своем некогда "собинном" друге и вздохнул.
-- Нет его, поди, тут, Ферапонтова-ту,-- раздумчиво сказал он,-- и Пустозерска нет...
Мысль его, видимо, где-то витала; но девочка не понимала этого и молчала... Она слышала только, как лебеди кричат на пруду; она знала, что они о ней соскучились, она избаловала их.
-- Ее-ев-евкатор это, батюшка,-- зарделась девочка, чувствуя, что дело не совсем ладно.
-- Евкатор...
-- Сиречь уравнитель,-- поправилась она.
-- Уравнитель... опоясочка вокруг Земли... А кто ее опоясал? Все бог... Для него, батюшки-света, вся земля, что яблочко едино, клубочек махонький, взял и опоясал своею божественною ниточкою, поясом господним... Одеяся, яко ризою, облаком, лете на крылу ветреннюю... Чудны дела твои, господи... Ишь лебеди раскричались, к дождю, поди...
-- То-то, проголодались без тебя... А вот сия опоясочка тоненька?-- указал он на Северный полярный круг. -- Что оная означает?
-- Сие есть зона фригида, пояс хладный, или студеный,-- бойко отвечала девочка, уверенная, что на этот раз не врет.
-- Так пояс таки? Так и называется?
-- Пояс, батюшка, хладный.
-- Поелику северный, а на севере хлад...
-- Точно, точно... Вон в Крыму и на Тереке, сказывают, теплее, а в Ерусалиме знойно.
-- А вон там, батюшка, и пояс знойный, или горячий, зона торрида,-- торопилась девочка, показывая своим розовым пальчиком Южный полярный круг.
-- Так-так, дочушка моя, умница... Учись, учись... Это премудрость божия...
-- Ах ты, моя Софей -- Премудрость божия,-- гладил он ее.
-- А возьмешь меня на действо? -- вдруг спросила она. -- На "Навуходоносорово" действо...
-- Возьму, возьму. -- Он снова поцеловал ее в голову. -- Ишь, выросла.
Выглянув затем в окно, Алексей Михайлович увидел, что к крыльцу, по заведенному порядку, уже стали сходиться бояре и стольники на смотр, для поклонов и для докладов. Меж ними он увидал князей Воротынского и Одоевского да Василия Волынского. Какая-то тень прошла по благодушному лицу царя; он догадался, зачем пришли эти трое... Этой ночью они пытали Морозову и Урусову.