V. БУРНОЕ ВЕЧЕ
Кто же были пришедшие в Хлынов калики перехожие?
Тот, который принимал вид слепого, был воевода города Хлынова, Иван Оникиев, муж Параскевы Ильинишны и отец Они. Другой, молодой богатырь, который переглядывался с Оней, был атаман в Хлынове, всегда осаживавший старого Елизара на вечах. Это и был Пахомий Лазорев. Третий, отец Оринушки, тоже был атаман, по имени Палка (должно быть, Павел) Богодайщиков.
Утром на другой день, после обедни и молебна, едва воевода Оникиев с атаманами Лазоревым и Богодайщиковым объявили на вече о результатах своего путешествия в Казань и Москву, как из Москвы "пригнали" в Хлынов гонцы с увещательными посланиями от митрополита Геронтия, одно к "воеводам, атаманам и ко всему вятскому людству", а другое "к священникам вятской земли".
Снова ударили в вечевой колокол у Воздвиженья.
-- Что тутай у вас приключилось, что вечной колокол заговорил вдругорядь? -- спрашивал именитый хлыновец Исуп Глазатый, входя в земскую избу. -- Али худые мужики-вечники заартачились с надбавкой мыта на воинскую потребу?
-- Нету, Исупушка, -- отвечал воевода, -- не худые мужики-вечники, а на Москве попы да митрополиты зарятся на чужой каравай, рты пораззявали на хлыновский каравай.
-- Руки коротки у Москвы-то, -- презрительно заметил Глазатый.
Хлыновцы все более и более стекались к земской избе...
-- Гонцы, слышно, из Москвы пригнали с грамотами.
-- Чево Москве еще захотелось от нас, словно беременной бабе?
-- Али разродиться Москва не сможет?.. Или Хлынов ей повитуха?
Скоро вся площадь около земской избы заполнилась народом. Впереди становилось духовенство с "большими" людьми, за ними "меньшие" люди и рядовые "мужики-вечники".
Из избы вышел воевода Оникиев с атаманами Лазоревым и Богодайщиковым. У воеводы было в руках два свитка с привешенными к ним печатями из черного воска.
Воевода поклонился на все стороны. Ему отвечали тем же.
-- Мир вам и любовь, честные мужие града Хлынова! Мир и любовь всему людству вольныя вятския земли! -- возгласил воевода.
Он развернул один свиток, а другой засунул за петлицы ферязи.
-- Увещательная грамота воеводам, атаманам и всему вятскому людству от московскаго митрополита Геронтия! -- возвысил он голос.
-- Сымать, что ли, шапки? -- послышалось с разных сторон.
-- Точно, не акафист, да и не лития, -- пробурчал другой хлыновский радикал, поп Ермил, из беглых, -- мы ишшо не собираемся отпевать Хлынов-град.
-- Любо! Любо, батька! Ермил правду вывалил!
-- Надвинь, братцы, шапки по уши! А то "сымать", ишь ты!
Воевода откашлялся и начал читать. Но начала послания за гамом из-за шапок никто не слыхал, а когда гам поулегся, то хлыновцы услыхали:
"Вы, -- читал воевода, -- токмо именуетесь христианами, творите же точию дела злыя: обидите святую соборную апостольскую церковь, русскую митрополию, разоряете церковные законы, грубите своему государю, великому князю"...
-- Какой он нам государь! -- раздались голоса.
-- Какое мы чиним ему грубство!.. Мы его и знать-то не хотим!
Вече волновалось. Радикал Микита грозил кому-то своим огромным кулаком. Поп Ермил посылал кому-то в пространство кукиш.
Воевода читал: "Пристаете к его недругам, соединяетесь с погаными, воюете его отчину, губите христиан убийством, полоном и грабежом, разоряете церкви, похищаете из них кузнь8, книги и свечи, да еще и челом не бьете государю за свою грубость".
"затворить все церкви и выйти прочь из вятской земли". Мало того, "он на всю вятскую землю шлет проклятие".
-- Наплевать на ево проклятие! -- бесновалось вече.
-- Его проклятие у нас на вороту не виснет!
-- Долгогривый пес на солнушко брешет, а ветер его брехню носит.
Воевода развернул другое послание митрополита, к духовенству всей вятской земли.
-- "Мы не знаем, как вас называть... Не знаем, от кого вы получили постановление и рукоположение..."
-- Это не твое дело! Ты нам не указ! Почище тебя меня хиротонили! -- как бы в ответ митрополиту орал поп Ермил.
-- "Ваши духовныя дети, вятчане, -- читал воевода, -- не наблюдают церковных правил о браках, женятся, будучи в родстве и сватовстве, иные совокупляются четвертым, пятым, шестым и седьмым браком..."
-- А хуть бы и десятым! Наши попы добрые!
-- Што ж, и поведу, с благословением! Кто Адама и Еву венчал? Ракитов куст в раю, знать...
-- Ай да Ермил! Вот так загнул! В раю, слышь, ракитов куст...
Воевода поднял свиток кверху и потряс им над головой.
-- Слушайте конец, господо вечники! -- крикнул он. -- "Аще вы, зовущиеся священниками и игуменами, попами, диаконами и черноризцами, не познаете своего святителя, то я наложу на вас тягость церковную..."
"аще"! Мы не боимся твоего "аща"...
Долго еще бурлило вече, но кто-то крикнул:
-- Ко щам, братцы!
-- Ко щам! Ко щам! "Ко щам с грибам!"
И вече разошлось.
8) Кузнь -- церковная утварь, злато-- и сереброкованые сосуды.