XIV. МАМАЕВО ПОБОИЩЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ ПОНЫНЕ
Мы снова в селе Карачарове.
Около девяти месяцев прошло со дня, когда совершилось "Мамаево побоище". Весна начинает уже впадать в лето. Травы в полном цвету, хотя косовица еще не наступила. Кукушка еще не откуковала. Рожь еще не выкинула колоса, и соловей не потерял голоса, все еще щебечет на заре и по ночам. Страдная пора еще не наступила, самая, значит, пора водить "игрища".
И "игрище" опять идет на девичьем поле, в Карачарове. Плетут девки плетни и расплетают, а парни разрывают эти плетни, врываясь в "кон", словно татары.
А тут же на лугу, под старым дубом, который помнил еще и Андрея Боголюбского, и как, во время неурожая, волхвы избивали "старую чадь бабы", что держали "гобино и жито", и вешали баб на этом дубе, под этим дубом опять сидели мужи, жены и старцы и вспоминали свою молодость, глядя на игрища молодежи и прислушиваясь к их пению, напоминавшему еще "Трояновы века" и "Дажбоговых внуков"...
-- А как стали мы отбирать хрестьянски тела от поганых, да рыть ямы, да сносить в те ямы наших ратничков побитых, так не приведи Бог что было! -- говорил, сидя под дубом, знакомый нам Малюта-карачаровец, что был и под Казанью, и на Пьяне-реке с Арапшою бился, и в Мамаевом побоище утер поту.
-- Это еще слава ти, Господи, что тела хрестьянски похоронить можно было,-- в свою очередь заметил белый как лунь дедушка Рогволод. -- А вот как я от дедов да прадедов слыхал, а те от своих дедов да прадедов слыхивали про Калку-реку: там и хоронить никого не дали поганые... С той самой Калки-реки они и обволодели русскою землею.
-- А топерево им уж не володеть...
-- Про то Бог ведает...
А мы просо сеяли, сеяли,
Ой Дид-Ладо, сеяли, сеяли,--
опять доносилось с игрища однообразное величанье...
-- Восемь ден копали ямы да зарывали ратничков...
-- А поганых?
-- Их птице да зверю оставили... А что птицы налетело да зверья нашло! Со всего света, кажись, собралось вороньё да орлы... Да только не всех наших похоронили.
-- А почто так не всех?
-- Да почто! А как ты, дедушко Рогволод, распознаешь, чьи кости белые остались? Многих так зверь обглодал да птица исклевала, что ни глаз, ни виду, ни плоти, одна кость...
-- А по портам да доспехам?
-- Каки порты, дедушко! Все зверь растащил... А то найдешь руку либо ногу, а чья она, Бог весть.
А мы уздом шелковым, шелковым,
Ой Дид-Ладо, шелковым, шелковым...
-- А что с Боброком сталось? -- спросил старик, прислушиваясь к пению.
-- Сказывают, оборотился серым волком и бежал в Тмутаракань.
-- Какой Вольга Всеславьевич?
Обертываться ясным соколом.
Обучался другой хитрости мудрости --
Обучался третьей хитрости мудрости --
Обертываться туром -- золотыи рога...
-- А може, и он, Боброк-от, был сам Вольга... только не хотел на Москве оставаться...
В это время из-за лесу показались какие-то прохожие. Их было человек пять, шесть. Одеты они были в какие-то лохмотья. Они шли тихо, опираясь на длинные палки.
-- Матыньки мои! Доброгнева пришла, Доброгневушка!
-- Ярополкушко! Ты ли это!
-- Верхуслава! Милолика! Полоняночки наши!
Это действительно были полоняники, пять лет тому назад угнанные Арапшою в Орду.
-- А как же ты убег, Ярополкушко? -- дивились карачаровцы.
-- А как убег! Пришел это на Орду Тактамыший богатырь, погромил Орду, татары на убег от его, а мы от татар, да вот и пришли домой... А Мамай, сказывают, бежал на море на киян, на остров на Буян, да оборотился серой утицей... А откуда ни возьмись млад ясен сокол и убил птицу...
-- Это Боброк,-- уверенно сказал Малюта. -- Недаром он оборотился серым волком и бежал в Тмутаракань... Вот тебе и Мамай!..
-----
Да, Мамай действительно погиб. Убегая от русских, он наткнулся на нового противника, на Тох-тамыша, и поворотил к морю, не к окияну, как сообщал Ярополкушко, а к Черному морю, к Тмутаракани, в Крым. Там, в Кафе, генуэзцы и убили этого хищного зверя...
"Русь торжествовала,-- говорит наш почтенный исторический живописец Н. И. Костомаров в своей прекрасной статье о "Куликовской битве". -- Русь одною битвою, трудами одного дня, покупала себе свободу от полуторавекового рабства. Но свобода не дается ни быстро, ни дешево. Через два года после того Тохтамыш, ниспровергши державу Мамая и ставши ханом Золотой Орды, нагрянул на Москву: он искал возвращения прав ханских над строптивым рабом. Москва была разорена. Русь признала снова так внезапно сверженное иго. Зато Куликовская битва все-таки предуготовила на будущее время независимость русских земель и открыла борьбу на жизнь и на смерть между славянами и татарами. Память об этой победе запечатлелась в русском духе. Много раз после того татары давали русским чувствовать себя, но впечатление Куликовской битвы не умирало. Русь уже испытала, что можно не только отбивать грозных татар, но истреблять многочисленные их полчища; а в многочисленном полчище была вся сила, все могущество Орды. С памятью Куликовского побоища Русь возрастала и дожидалась лучших времен, и когда пришли они, Русь совершила надо всею силою завоевательного полчища то, что сделала прежде на Куликовом поле, над полчищем Мамаевым. Русь рассеяла, истребила, стерла с земли эту грозную завоевательную силу. Таким образом, победа куликовская нравственным влиянием на дух народный стала как бы первообразным событием не только освобождения Руси от татар, но и обратного покорения первою последних, господства славянского племени над завоевательными и разрушительными племенами Средней Азии".
Эту работу -- прибавим мы от себя -- славянское племя продолжает и поныне: "Мамаево побоище", начавшееся 8 сентября 1380 года, прошло уже через пять столетий и еще, вероятно, потянется на много веков: "восточных зверят" после Мамая остались сотни миллионов. Сначала воевали с ними одни "северные русичи", московские, суздальские Микитки да Добрыньки с Боброками, да Меликами, да Серкизами, да Волуй Окатьевичами во главе; потом пошли бить "зверят" и "южные русичи", Петруси да Грицьки, внуки Боброка, "козаки" да "запорожцы" с Байдами, Хмельницкими, да Сирками, да Палиями во главе... Пало не одно татарское царство: пали царства Казанское, Астраханское, Крымское... Мамай и Тохтамыши ходят теперь под окнами и продают "халаты", как прежде продавали русских князей, княжон и иных полоняников... Тамерланы стали хорошими дворниками, а Чингисханы и Гирей -- лучшими лакеями у Дюрсо и Бореля... Поэт прекрасно передал судьбу этих восточных царств, обращаясь к татарину:
Ваше царство славно было
С предпочтенной, мощной дланью;
Много наших спит костями
Ваше царство славно было,
А цари его богаты...
Продают теперь их внуки
"восточных зверят", собственно не бить, а "сдачи давать", и "южные славяне": болгары, сербы, черногорцы...
"Мамаево побоище" продолжается... стук ломаемых копий мы слышали два года тому назад... Боброков, Волуй Окатьичей, да Серкизов, да Медиков заменили только Черняевы, Гурки, Скобелевы, Драгомировы, Лорис-Меликовы с своими "великими князьями"... Мы слышим этот стук и сейчас... В этом прекрасном мире все так странно сложилось, что люди, по своей глупости, постоянно грызутся как звери и страдают, когда могли бы жить в полном согласии и дружно работать для общечеловеческого счастья... Жалкие, глупые люди, создавшие для себя вечную "мамайщину"...