X. БОСИКОМ ПО СНЕГУ
Над Петербургом стоит морозное февральское утро. Город точно окутан мглистым туманом, среди которого белыми клубами поднимается дым над домами и медленно тает в утреннем воздухе. Утро необыкновенно тихое, безветренное, и на деревьях иней, белый и чистый как кристалл, не сдуваемый ветром, каждой веточке, каждому сучку придает необыкновенную картинность. Точно красногрудые снегири, перепархивающие кое-где с ветки на ветку, рассыпают по воздуху серебряные блестки инея, отливающие на солнце всеми цветами радуги.
На Неве, на белой пелене недавно выпавшего снега, против Петропавловской крепости, копошатся заиндевевшие человеческие фигуры. Это чухны и окрестные мужики, под командою дворцовых стражников и десятников, вырубают огромные глыбы льда для дворцовых погребов.
Один из рабочих вдруг остановился и с удивлением указал на что-то двигавшееся по льду, по направлению к крепости.
-- Мотри, никак человек?
-- Человек и есть.
-- А что ж это вкруг яво летит?
-- А, кажись, голуби.
-- Глянь-кось, глянь! -- заговорили другие,-- он без шапки.
-- И то без шапки, в экой-то мороз.
-- Ишь ево скачет как.
-- Заскачешь, небось, брат, без шапки-ту.
-- Матушки! Да он и босиком! Мотри, мотри!
-- И точно босиком, ах ты, Господи!
-- Да, эдак, братцы, заскачешь.
-- Гляди, гляди, робя! Он на палочке верхом.
-- И кнутиком погоняет, ха-ха-ха!
Действительно, по льду, вприпрыжку, приближалась странная личность. Это был старик, сухой и морщинистый, с длинными седыми, по-видимому, нечесаными волосами и седою всклокоченною бородой, сильно припавшими морозным инеем. На старике не было шапки, и ноги его, загрубелые, как ноги дворовой собаки, были босые. Странный субъект действительно скакал на палочке верхом и подхлестывал ее кнутиком. Через оба плеча его перекинуты были две или три сумы, наполненные рожью, горохом, крупою и другими зернами. Эти зерна он разбрасывал голубям и воробьям. Голуби так привыкли к нему, что постоянно за ним летали, и он называл их своими "нахлебничками".
-- Здравствуйте, овцы и козлы! -- заговорил вдруг этот странный человек, поравнявшись с коловшими лед рабочими.
-- Здравствуй,-- отвечал один из надсмотрщиков, постарше других. -- Это за что ж ты нас козлами обозвал?
-- Не вас,-- отвечал пришедший,-- а вон их (он указал на чухон).
-- И впрямь козлы, только безбородые,-- засмеялся надсмотрщик. -- А мы, значит, овцы?
-- Овцы.
-- За что ж так?
-- Кто это с нас шерсть стрижет?
-- А бояре.
Надсмотрщик почесал в затылке и не знал, что отвечать.
-- Откудова ж ты это теперь? -- спросил он, желая переменить разговор.
-- От Марьи Акимовны.
-- А кто ж эта Марья Акимовна будет? -- допрашивал надсмотрщик.
Пришедший раскрыл висевший у него на груди складной образок с изображением Богородицы.
-- Вот она, Матушка,-- сказал он, целуя образок. Надсмотрщик снял шапку и перекрестился. Перекрестились и рабочие.
-- А куда ж теперь тебя Бог несет, человече божий?-- спросил надсмотрщик.
-- А вон туда, в баню.
-- Да это крепость,-- заметил надсмотрщик.
-- Нет, баня,-- возразил пришедший. --Там есть хороший банщик, Петр Андреич Толстой, что парит железными вениками, и кто побывал в его баньке, тот выходит такой чистенький, что прямо идет в райские палаты Марьи Акимовны.
Надсмотрщик понял иносказание и несколько оторопел.
-- Что же ты, человече божий, без шапки ходишь и без сапог?-- спросил он.
-- А ты крещеный? -- в свою очередь спросил его пришедший.
-- А как же! И крест на мне завсегда.
-- А в церкви бывал?
-- Как не бывать! Вестимо бываю.
-- А образа видал там?
-- Видал.
-- А Христа видел?
-- Видел не однова.
-- Что ж, Он в шапке и в сапогах?
Надсмотрщика озадачил этот вопрос.
-- А на ногах сапоги? -- допрашивал пришедший.
-- Нет, точно, ножки, этта, босые.
-- А у апостолов?
-- Точно, и у них ножки босеньки, точно, точно, голеньки ножки... А нам, грешным, как же это без сапог либо лез лаптей?
-- И без шапок, по эстакому-то морозу,-- пояснили другие.
-- А без рукавиц. Это што и говорить!
Юродивый посмотрел на обступивших его рабочих и полез в одну из висевших у него на плече сумок. Послышалось звяканье денег.
-- Вот они,-- сказал юродивый, вытащив полную горсть пятаков, алтынов и мелкого серебра.
-- Откуда у тебя столько денег, человече божий? -- спросил надсмотрщик.
-- Мне Марья Акимовна дала,-- отвечал тот. -- Все это ворованные деньги.
-- Ворованные?
-- Да... Все это вот у них украдено,-- указал он на рабочих.
-- У них... Это у них господа да купцы скрали, скрали тысящи, а Марье Акимовне дают по щербатой денежке, чтобы она на них не гневалась; а Марья Акимовна велела мне все это отдать им назад, вот этим обкраденным.
И он начал раздавать деньги рабочим. Те, изумленные и обрадованные, принимали деньги, снимали шапки и набожно крестились.
-- Дай тебе Бог... пошли тебе...
Вдруг юродивый вскочил на палочку, хлестнул ее кнутом и, подпрыгивая и выделывая ногами всевозможные коленца, под такт пляса выговаривал:
Всегда пьян и весел,
Он шатается,
Он валяется
По крутым берегам,
И приплясывая, и распевая, юродивый направился к крепости.
Все с изумлением смотрели ему вслед... "Божий человек... Святой человек..."