Державный плотник
Часть 2. Глава 7
7
Полная глубокого драматизма дума козацкая начала волновать душу даже холодного на вид гостя московского.
«Чем-то кончится все сие? – спрашивает себя мысленно Протасьев. – Колика духовная сила и лепота у сих хохлов, коль у самого подлого, нищего слепца слагается в душе такая дивная повесть».
И он уже с глубоким интересом вслушивался в дальнейшие детали развертывавшейся перед ним драмы, об одном сожалея, что нет здесь великого государя, чтоб и он прослушал козацкую думу, которая говорила устами слепца:
То брат середульший милосердие мае,
Из своего жупана червону та жовту китайку видирае,
По шляху стеле – покладае,
Меншому брату примету зоставляе.
Старшому брату словами промовляе:
«Брате мий старший, ридненький! Прошу я тебе:
Тут травы зелени, воды здорови, очереты удобни —
Станьмо кони попасимо.
Свого пишого брата хочь трохи пидождимо.
На коней возьмимо,
В городы християнськи хочь мало надвезимо,
Нехай же наш найменший брат будет знати,
У землю християнську до отца дохождати...»
– О, хороший, хороший! – сами собой шепчут губы Мотреньки.
А кобзарь тянул:
То старший брат до середудьшого брата словами
«Чи ше ж тоби каторга турецка не увиралася,
Сириця у руки не вьидалася!
Як будем о своего брата пишого наджидати,
То буде з Азова велика погоня вставати,
Буде нас всех рубати,
Або в гиршу неволю живцем завертати».
– Правдыво рассудив старший брат, пане стольнику? – спросил Протасьева Мазепа.
– Нет, пан гетман! – отрезал стольник. – За такой рассуд великий государь велел бы старшего брата бить батоги нещадно, дабы другим так чинить было неповадно.
Мотренька благодарными, растроганными глазами взглянула на Протасьева...
То як став пишеходец из тернив выходыти,
Став червону китайку находыти:
У руки хватае, дрибними сльозами обливае.
«Це дурно, – промовляе, – червона китайка по
шляху валяе.
Мабуть, моих братав на свити немае!..
Мабуть, з города Азова погоня вставала,
Мене в тернах мынала,
Братка моих догоняла, стриляла, рубала!
Колы б я мог знаты,
Чи моих братив постреляно,
Чи их порубано,
—
Таила козацького-молодецького шукаты,
Та тило козацьке-молодецке у чистым поли поховаты,
Звиру-птыци на поталу не подати».
– Вишь, пан гетман, он великодушнее своих бессердечных братьев, – заметил Протасьев.
И тильки своих братив трошки ридных слиды зобачае.
То побило ж меншого брата в поли
Три недоли:
Що одна – безводде, друга – бесхлибье.
– буйный ветер в поли повивае.
Бидного козака з ниг валяе...
– Ох, мамо, мамо! – не осилила своего сердца Мотренька.
А кобзарь разошелся, ничему не внемлет:
Вовки-сироманци, орлы-чернокрыльци,
Хоть мало-немного обиждите,
Покиль козацька душа з тилом разлучыться,
Тоди будете мени з лоба чорни очи высмыкаты,
Биле тило коло жовтои кости оббыраты,
– пид зеленими яворами ховаты
Продолжение думы было внезапно прервано приходом дежурного «возного», который доложил Мазепе и Кочубею, что от короля польского к пану гетману прибыл посол.
... Кобзарь встал, щедро всеми награжденный.