Державный плотник
Часть 1. Глава 2

2

Царь, оставшись один, стал просматривать обличительные тетради.

Долго в ночной тишине шуршала грубая бумага писаний фанатика. Петр внимательно прочитывал и перечитывал некоторые места. Он не мог не сознавать, что Талицкий с усердием изувера рылся в старинных книгах. Страницы постоянно пестреют ссылками на «Ефрема Сирина об антихристе», на «Апокалипсис», на «Маргерит». Фанатик всеми казуистическими изворотами старается доказать, что ожидаемый антихрист и есть Петр Алексеевич.

– Что он все твердит об «осьмом» царе? – сам с собой рассуждал Петр. – «Осьмый царь – антихрист... А Петр „осьмый“: он и есть антихрист»... По какому же исчислению я осьмой царь?.. А! От Грозного... Царь Иван Грозный, царь Федор, царь Борис Годунов, царь Шуйский, царь Михаил Федорович, царь Алексей Михайлович, царь Федор Алексеевич... Да, я осьмой. Что ж из сего?

И опять зашуршала бумага, долго шуршала.

– Что за безлепица! И сему бреду пустосвята верят архиереи. О, бородачи! А они – пастыри народа!

И он вспомнил случай с епископом Митрофаном...

* * *

Царь приехал в Воронеж для наблюдения за стройкою кораблей для предстоящего похода под Азов.

Архиерей встретил царя с крестом. Народные толпы заняли собою всю площадь у собора. Но внимание народа было, по-видимому, больше сосредоточено на маленьком, худеньком, тщедушном Митрофане.

Наскоро осмотрев корабельные работы, с которыми Петр очень торопил, чтобы с полой водой двинуться в поход, он, возвратясь во дворец, послал Павлушу Ягужинского просить к себе Митрофана для переговоров о том же кораблестроении, так как Митрофан не только жертвовал Петру значительные суммы на постройку кораблей, но сам соорудил, оснастил и вооружил роскошное судно лично для царя.

Когда Ягужинский явился к Митрофану с царским приглашением, Митрофан тотчас же пошел ко дворцу. Народ, увидав любимого святителя, который кормил всю бедноту не только Воронежа, но и соседних селений, массами обступил своего любимца, теснясь к нему под благословение.

Петр видел из окна, как Митрофан повернул к фасаду и к крыльцу дворца и вдруг не то с испугом, не то с гневом остановился.

Народ тоже как бы с испугом шарахнулся назад.

– Что случилось? Беги, Павел, узнай, в чем дело?

– Государь! Его преосвященство сказал: «Не войду во дворец православного царя, когда вход в оный дворец оскверняют поставленные там еллинские идолы и притом обнаженные».

– А!.. Он осмелился ослушаться моего приказа!.. Так поди и скажи сему попу: если он не явится ко мне, то как преступника царской воли его ждет казнь!

Возвратился Ягужинский бледный, растерянный.

– Что? Скоро явится ослушник?

– Нет, государь... Он сказал: прийму смерть, но не оскверню сан архиерея Божия, – с дрожью в голосе отвечал Ягужинский.

– А! Так будет же смерть!

... И там так же, как теперь здесь, в Кремле, глухо простонал соборный колокол. Долго, долго стоит в воздухе медленно затихающий стон меди... За ним другой, более отдаленный, но такой же зловещий, похоронный, доносится от другой церкви... Замер и этот в ночном воздухе... Ему отвечает откуда-то третий... Стонет и этот... Ясно, звонят по мертвому, только не по простому...

В полумраке сумерек царь видит в окно, что толпы народа поспешно и видимо тревожно, крестясь, стремятся к архиерейскому дому. Слышится смутный говор. По временам доносятся отдельные фразы.

– Ох, Господи! По мертвому звонят...

– На отход души...

– С чего бы это с ним?.. Давно ли видели erol..

– Архиерей-батюшка помирает...

– Не умер ли уж, поди... О, Господи!

– Что там? Что случилось?

– Он в гробу, государь... в крестовой...

– Кто в гробу?

– Его преосвященство епискуп Митрофан.

– Помер? Преставился?

– Нету, государь, жив...

– Как жив! А в гробу?

– В гробу, государь... Говорит: царь изрек мне смерть, казнь... Слово царево не мимо идет. Сейчас буду служить себе отходную, на отход души.

– Подай шляпу и палку.

Он увидел гроб, мертвое, бескровное лицо... Простой сосновый гроб... Голова мертвеца покоится на белых сосновых стружках.

Откуда-то слышатся стоны, плач...

Свет от зажженных свечей и паникадил так поразительно отчетливо вырисовывает мертвое лицо и сложенные на груди бледные, худые руки с четками. Вдруг мертвец открывает глаза...

– Государь! – силится приподняться в гробу и в изнеможении опять падает на опилки.

– Прости меня, служитель Божий!

Он осторожно берет Митрофана за руку и помогает ему приподняться.

– Прости... Я в сердцах изрек слово непутное... На сей раз пусть мимо идет слово царево... Я каюсь... Благослови меня, святитель...

* * *

Все это вспомнил Петр в уединении и тишине ночи и улыбнулся:

– Переклюкал, переклюкал меня Митрофан.

Он остановился перед подробною картою Швеции и обоих побережий Балтийского моря, внимание его особенно приковали устья Невы.

– Дельта Невы, как дельта Нила... Александр Македонский основал свою новую столицу, Александрию, в дельте Нила, а я свою новую столицу водружу в дельте Невы!

– Все острова... А коликое число рукавов!.. Сии все имеют быть дыхательными органами для моей земли.

Затем глаза его остановились на Ниеншанце, шведской крепости, стоявшей на месте нынешней Охты:

– Худо место сие выбрали для крепости... Я не тут ее воздвигну...